В понедельник он смывал пот с моего лица на полигоне.

Во вторник скрашивал мои прогулки по территории царского лицея.

И даже в этот полдень среды дождь оставался моим верным спутником, от которого меня спасал только распахнутый желтый зонт.

— Ты опоздал, — с легким осуждением констатировал отец и недовольно покосился на совершенно обычный зонт-трость, купленный мной в подземном переходе по пути.

Самого же князя Сергея Леонтьевича Соколова укрывал матово-черный артефакт с родовыми узорами и стоимостью пары элитных немецких автомобилей.

Невероятная расточительность для вещи, которой высокородные пользуются пару раз в год и лишь для того, чтобы быть хоть немного ближе к народу, когда в этот самый народ приходится выходить.

Некий штрих, который позволяет прохожим увидеть, что могучие князья из телевизора и журналов тоже люди, ходят под таким же небом и моросящий три дня напролет дождь мешает им точно также как и всем.

А напомнить прохожим что перед ними все же князь помогут сотни слуг и охраны окружающих князя, перекрытые дороги исторического центра столицы и незримая, но вполне ощущаемая даже неодаренными волна чистой силы, исходящей от высокородной персоны.

— Извини, пробки, — буркнул я и протянул отцу связку из двух стаканчиков кофе, взятых там же в переходе, в соседнем от торговца зонтами ларьке.

За что получил новую порцию осуждения, но на этот раз более мягкую и выданную скорее для проформы. Все же мы с отцом не виделись с момента моего отъезда из Омского княжества, хоть и находились мы последние три дня в одном городе.

— Не самая достойная причина для благородного, — поучительно выдохнул князь Сергей Соколов, но кофе взял.

— Вполне достаточная для общественного места, — с наслаждением втянул я запах горячего напитка и сделал глоток. Тепло приятной волной растеклось по телу.

Отец ответил понятливым кивком и перевел взгляд вперед.

На величественное пятиэтажное здание, которое за считанные полчаса лишились своих входных массивных дверей ручной работы и двух десятков изысканных панорамных окон.

Царская служба безопасности не особенно заботилась об имуществе предателя и без всякой жалости давила редкие очаги сопротивления, что яркими вспышками сотрясали здание на пару секунд, чтобы утихнуть навсегда.

Вся прилегающая территория к некогда одному из самых элитных ресторанов в столице была оцеплена царской армией, а находившиеся во внутреннем кольце хмурые гвардейские лица придавали происходящему особого веса.

Менее часа назад Артур Михайлович Холмский высшим повелением государя был объявлен предателем и приговорен к казни. Последние бюрократические ограничения, непроходимой стеной защищавшие одного из видных членов клана Рюриковичей пали и не существовало ныне благородного рода Холмских.

Была только семья предателей без герба, власти и каких-либо прав.

Мы стояли чуть поодаль от основных событий, не являясь активными участниками, но наблюдая за исполнением правосудия из первых рядов.

Хоть это было и не совсем то правосудие, которое все ожидали.

Ведь сам Артур Михайлович Холмский бежал из столицы еще в воскресенье.

— Думаешь, там что-то осталось? — скептически оглядел я как бойцы царской службы безопасности словно муравьи мелькают на всех этажах здания.

— Доказывающее вину самого Артура Михайловича — несомненно, — проговорил князь Сергей Соколов и поморщился от горького напитка, — бешеную собаку не скрыть если она уже загрызла человека.

— Но можно спрятать ошейник хозяина, — продолжил я мысль отца.

— Или подсунуть чужой, — улыбнулся Сергей Соколов, — но это пресечь удалось. Остальное сейчас в руках дознавателей государя.

— Почему ты выпустил его из города? — поинтересовался я.

У Дамокла вполне хватило бы ресурсов и сил задержать Холмского, не говоря уж о «Расправной палате». Слишком сильно успел замараться этот зверь, чтобы его отпускали без причины.

— Потому что между ним и хозяином остались неизвестные звенья. О которых Артур Михайлович не расскажет ни под какими пытками, но которые вполне может показать, если еще не отчаялся победить, — рассудительно произнес князь Сергей Соколов, — а вот и первый из них, — кивнул он в шевеления в левой от нас стороне оцепления.

— С дороги! Прочь! Ты кем себя возомнил, чертяка?! — раздавались тяжелые и гневные выкрики и оборонные слои неохотно расступались один за одним, пока на наш небольшой пяточек не выбрался упитанный мужчина в дорогом костюме, поверх которого было накинуто пальто.

Не самый лучший выбор в дождь, а своего свитского с зонтом великий князь Харитон Олегович Долгоруков потерял в толпе царских вояк вместе с телохранителями. Одно дело пропустить князя, но охране нечего делать там, где за порядком следят верные люди императора.

А оттого, капли дождя над головой Харитона Долгорукова испарялись из-за наспех активированного дара.

— Как ты смеешь стоять у меня на пути?! — взревел перед последней преградой Харитон Долгоруков, готовый порвать препятствие, но меланхолично стоящий напротив него Прохор Семенович даже бровью не повел.

— Пусти его, — повел рукой Сергей Соколов, и незримая волна силы сумевшая остановить даже великого князя исчезла.

Пренебрежительно фыркнув, Харитон Олегович Долгоруков поправил ворот пальто и подошел к нам с видом голодного кабана в промокшем местами пальто. Всплески гнева плохо сочетаются с контролем дара, а применять реальную силу в центре своего же города Харитон Долгоруков благоразумно не стал.

И не из-за толпы зевак по периметру, на которых великому князю было наплевать. Виной всему были неприкасаемые сотрудники царской канцелярии, кровь которых не простили бы даже ему.

Никому бы не простили.

— ЧТО ВЫ ТУТ УСТРОИЛИ, КАПИТАН?! — прорычал Харитон Долгоруков, наконец, дорвавшийся до того, кто на его взгляд тут всем управлял.

Ну не на гвардейцев же ему орать в самом деле? Те и слушать не станут. А из немногих высокородных присутствующих поблизости, только мы с отцом находились внутри периметра оцепления. Пусть и на дальней его окраине.

— Я? — деланно удивился Сергей Соколов, — совершенно ничего.

— Твои люди…

— Просто стоят и наблюдают за исполнением воли государя, — взглядом указал он на стоящих вокруг бойцов разведки.

— Я князь Санкт-Петербурга!!! Как вы смеете своевольничать в центре моего города!!!

— Я ничего не делаю, — терпеливо повторил Сергей Соколов, — задай вопрос им, твое сиятельство, — кивнул он в сторону сотрудников царской службы безопасности, но Харитон Долгоруков даже не дернулся.

Ведь он прекрасно знал, что людям государя плевать на титулы и регалии. Плевать на договоренности и принятые нормы. Для них есть только указ императора, который много выше любого отдельно взятого князя, хоть оному и дозволено управлять этой землей, принадлежит она только одному человеку.

Действующему императору.

Но старый князь Харитон Долгоруков настолько привык к власти, что просто не мог бездействовать там, где его окунают в грязь лицом. Никак не мог сидеть и смотреть как по его земле рыскают чужие люди без его ведома, пусть эти люди и государевы. Этот факт делает ситуацию только хуже.

Клокочущая внутри ярость от задетого самолюбия рвалась наружу и на кого-то князь Харитон Долгоруков должен был ее выплеснуть.

Высказать свое недовольство достаточно громко, чтобы услышали все любопытствующие вокруг и донесли до императора, сказать в лицо которому подобное он бы не посмел.

И стоящий внутри периметра и довольно наблюдающий капитан имперской разведки подходил для этого как нельзя лучше. Ему в лицо можно высказать все, и никто за него не вступится. Выплеснуть накопившееся, зная, что князя Долгорукова поддержат очень многие молчаливые присутствующие вокруг. Не сами, так через поверенных лиц.

Главное, что они разделят мнение Харитона Олеговича Долгорукова о происходящем произволе и им будет о чем поговорить сегодняшним вечером. Ведь сегодня вытирают ноги об него, а завтра придут и за ними.